Культ с разоблачением

В столичных кинотеатрах проект TheatreHD представил российскую премьеру малоизвестного балета Иржи Килиана «Кагуя, лунная принцесса», поставленного им в Нидерландском театре танца (NDT 1) в 1988 году на музыку Маки Исии по мотивам старинной японской легенды. Татьяну Кузнецову удивили актуальность и одновременно невостребованность этого балета.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Балет «Кагуя, лунная принцесса» Иржи Килиана, одного из самых востребованных хореографов, мировые компании ставят чрезвычайно редко. Проект TheatreHD представил этот раритет Москве во всей красе: постановку NDT перенесли на пленку в 1994 году, когда сам Килиан был в расцвете творческих сил, а его труппа — одной из сильнейших в мире. «Кагуя, лунная принцесса» чуть ли не единственный сюжетный балет Килиана, но хореограф остался верен себе: меньше всего он был озабочен старинной легендой о лунной принцессе. Да и Маки Исии, создавший этот балет в 1985-м, вовсе не собирался музыкально иллюстрировать историю о резчике бамбука, который обнаружил в стебле растения крохотное прелестное существо, ставшее впоследствии девушкой, чья неземная красота вызвала нешуточный раздор среди поклонников. Лунной принцессе пришлось вернуться на родную планету, чтобы избежать домогательств могущественного Микадо. Музыка балета, с грандиозной перкуссионной кульминацией, вовсе не повествовательная, но отчетливо японская. Композитор использовал и гигантский гонг, и огромные барабаны тайко, и связки колокольчиков, и японские духовые, и совсем уж диковинные маленькие медные диски, которые при соприкосновении со смычком издают еле слышный небесный звон — манипуляции музыкантов камера показывает и во время увертюры, и по ходу действия.

Однако Килиан, музыкальнейший из хореографов, национальный колорит музыки проигнорировал, как и его соавторы-художники. Светлый комбинезон, обтягивающий тело лунной девы, льняные брюки ее адептов, черно-шершавая одежда антагонистов, черные и белые платья женщин, а также три настоящих автомобиля, загорающиеся изнутри алым пламенем, и подвешенные на тросах к колосникам стальные тонкие трубы, рассекающие «небеса» сцены,— костюмы Фериала Симона, подкрепленные сценографией и светом Михаэля Симона, не оставляют сомнений, что действие балета происходит не в старину и отнюдь не в Японии. Иржи Килиан поставил балет о культе как явлении. О его поборниках и противниках. О разрушительной агрессии, неизбежно порождаемой идолом, даже самым прекрасным.

Иржи Килиан не из тех авторов, кто любит растолковывать свои произведения. Выводы он предоставляет делать зрителям на основе очень внятных, но многозначных мизансцен. В «Кагуе» будущие адепты сами порождают культ: лунная дева явится миру после торжественного шествия пятерых танцовщиков по световым дорогам к неким ячеистым шкафам-колумбариям. Неземное существо возникнет на невидимой платформе во тьме над автомобилями лишь тогда, когда юноши извлекут из ячеек черные ларцы и протянут их в сторону звездного «неба». Сама Кагуя — чистый иероглиф: ее светлое тело рисует на черном фоне задника знаки острой красоты — изломы корпуса, заведенные за спину руки, остроколенные выпады, плетения и воздымания ног. В ее замедленном танце нет ни характера, ни желаний, ни призыва: ее адепты простираются ниц после пылких соло, она же продолжает свой путь. Когда же умножившиеся поклонники воздвигнут ей алтарь из ларцов, вихрь черных злодеев разметет сооружение, а Кагуя покинет поле битвы. Вновь появится она лишь на обломках мира и будет обнаружена Микадо и его воинами. Их попытка завладеть девой — изобилующее динамичными поддержками и фиксированными позами адажио-квартет на фоне (и под покровом) легчайшей золотой ткани — лишь приведет к ее исчезновению: изломанный черный силуэт принцессы на желтом фоне «луны»-гонга увенчает этот 70-минутный спектакль, эффектный и загадочный, увлекающий неожиданностями и контрастами — световыми, темповыми, эмоциональными и лексическими.

Скудость сценической жизни этого, несомненно, зрительского балета, интригующего разнообразием трактовок, можно объяснить лишь одним: он чрезвычайно труден для любой труппы. Кордебалета здесь нет: все двадцать человек, поделенных на «черных» и «белых» (не важно — изображают ли они стороны конфликта или борьбу добра и зла в душе одного человека), фактически солисты. У каждого есть свои минуты славы: в композиционной основе этого балета древняя форма агона. Попросту — перепляса высочайшей виртуозности, напряженного ритма и все ускоряющегося темпа. Тотальная битва «белых» и «черных» целиком состоит из отдельных поединков — боевых дуэтов и убийственных трио. Но и в «мирной» жизни царит дух гендерного противоборства: в стремительных дуэтных пикировках мужчины и женщины соперничают в ловкости и резвости, предъявляя неисчерпаемый запас балетмейстерской фантазии.

Иржи Килиан, всегда отличавшийся богатством хореографической лексики, тут превзошел самого себя: он составил целую энциклопедию танца. Слегка деформированные классические прыжки и вращения (двойные туры, перекидные, ассамбле, большие пируэты), демихарактерные намеки на народность (выстукивания, па-де-баски с поджатыми ногами, переброски с бедра на бедро), позы, пришедшие из йоги, бедуинские колеса из акробатики, ногомашество восточных единоборств, отголоски американского модерна со смещением центра тяжести в позах и поддержках, подкрутки, позаимствованные из балета фигурным катанием, телесные практики европейского contemporary dance — все смешано в едином котле неповторимого килиановского варева. «Кагуя» оказалась настоящей сокровищницей: ее движений, комбинаций, поддержек, связок и переходов хватило бы на десятки балетов. И хватило: не только самому Иржи Килиану, но и его многочисленным адептам. И эпигонам.